– Теодор пишет, что Мишеля тоже в Мадрид отправили, музей Прадо эвакуировать…, – герцог передал сыну паспорт: «Согласно семейной традиции. Ты с двенадцати лет машину водишь, в технике разбираешься».
В Барселоне Тони не оказалось. Потолкавшись в штабах анархистов и ПОУМ, Джон выяснил, что сеньора Антония отправилась в Мадрид. Он пришел с профсоюзным билетом и удостоверением члена лейбористской партии в бараки Ленина. Через три дня, Джон сидел за рулем грузовика. Машина везла в Мадрид пушки и артиллерийские снаряды. Юноша надеялся, что в столице ему удастся найти сестру, однако, приехав с оружием в батальон Тельмана, он остался на позициях. Невозможно было бросать товарищей на передовой. Джон и не собирался такого делать.
– У католиков сегодня праздник, – сказал Ренн по-немецки. Командир перевел свои слова на английский, со скрипучим акцентом:
– Атак со стороны мятежников не ожидается. Съездите в город, – Ренн, неожиданно рассмеялся, – погуляйте, с девушками познакомьтесь…, – в Барселоне, Джон, исподтишка любовался испанками, но одергивал себя:
– Ты здесь не для такого. Найдешь Тони, доставишь ее в Англию. Папа ее запрет в Банбери, в компании с полицейским постом…, – Джон наливал бензин в старый форд, куда собиралось набиться, по меньшей мере, десять человек. Ренн разрешил взять батальонные машины:
– Пешком вы только к вечеру до Мадрида доберетесь.
Юноша вытер руки тряпкой:
– Как она может? Папе шестой десяток, у него виски седые. Он все нам отдал, один нас воспитывал, и не только нас, и Стивена с Констанцей. И Питера…, – Джон, в сердцах, сплюнул на землю:
– Мерзавец здесь не появится, хотя он и фашист. Он шкуру бережет…, – шествие штурмовиков Мосли по Кейбл-стрит закончилось, когда жители Уайтчепеля встретили их на баррикадах. Отец, весело, заметил:
– Избиратели тети Юджинии не подвели. Полиция пыталась навести порядок, – он развел руками, – на разрешенном мероприятии, но что-то мне подсказывает, сэру Мосли недолго осталось маршировать по Лондону в униформе, – кузена Питера, как понял Джон, в Уайтчепеле не было.
– Шкуру бережет, мерзавец…, – Джон завел форд. Юноша крикнул бойцам, курившим у входа в университет: «Машина подана!». Утро стояло отличное, солнечное, небо было совершенно пустым.
– Ни облачка, – Джон поднял голову, – ноябрь, а такая жара. Я здесь загорел…, – каждый день, стоя в очереди к зеркалам в университетском туалете, с бритвой, он думал:
– У меня лицо неприметное, как у папы. Стивен красавец, и Наримуне тоже. Не говоря о парижских кузенах, те в кино сниматься могут.
Они делали больше шестидесяти миль в час, в лицо бил теплый ветер. Джон затянул, высоким тенором:
It's a long way to Tipperary,
It's a long way to go.
It's a long way to Tipperary
To the sweetest girl I know!
Гитару он сюда не привез, но в батальоне в них не было недостатка. Джон успел выучить и немецкие песни, и даже русский «Авиамарш».
Goodbye, Piccadilly
Farewell, Leicester Square! – подхватили англичане.
Джон решил:
– Сначала схожу на Пласа Майор, откуда шествие начинается. Тони, скорее всего, там окажется. Она журналист, она такого не пропустит…, – навстречу ехал форд-кабриолет. В облаке пыли Джон увидел водителя, молодого, в круглых очках:
– Лицо очень знакомое. Наверное, я его в Барселоне встречал…, – в центре города, Джон велел приятелям: «Смотрите в оба. С парковкой сегодня будет плохо». Они, наконец, приткнули машину в каком-то дворе. Колокола звенели, люди шли с цветами. Джон проводил глазами высокую, красивую темноволосую девушку:
– Запомните, где машина стоит. Я вас по всем городским кафе искать не собираюсь, тем более, навеселе…, – в батальоне ввели сухой закон, но на увольнительные он не распространялся.
– Мне даже вина не выпить…, – Джон нашел девушку, но опять потерял ее из виду. Пласа Майор была запружена людьми. На носилках, колыхались статуи Мадонны. Пожилые женщины пришли в пышных юбках и кружевных мантильях. Над площадью плыли удары колоколов. Изабелла поднялась на цыпочки:
– Я ему сказала, чтобы стоял у статуи короля Филиппа. Правильно, столько людей, что немудрено, разминуться…, – Изабелла, утром, нашла на кухне записку от леди Антонии. Девушка уехала в Барселону. Герцогиня покраснела:
– Она ни о чем не подозревала. Она очень деликатная, конечно…, – достав бутылку хорошего вина, она перестелила постель, вдыхая запах лаванды. У Стивена сегодня был свободный от полетов день:
– И ночь тоже…, – девушка остановилась, с простынями в руках, – я не хочу больше ждать, не могу…, – она перекрестилась:
– Святая Мадонна, блаженная Елизавета, простите меня. Но мы любим, друг друга…, – завидев Изабеллу, Стивен пошел ей навстречу.
Она надела шелковое, ниже колена платье, гранатового цвета, на белой шее переливался тонкий, золотой крестик. Изабелла помахала, проталкиваясь через толпу.
Джон, открыв рот, смотрел на медленно двигающуюся процессию. Сквозь колокольный звон, он услышал какой-то звук, далекий, жужжащий, становящийся сильнее. Подняв голову, он увидел черные точки в голубом небе. Джон, даже не думая, закричал: «Воздух!»
Стивен успел ощутить пожатие теплой руки. Изабелла, внезапно, толкнула его на землю. Он вспомнил темную гостиную в квартире, легкое дыхание рядом.
– Мы думали, что франкисты не поднимут самолеты…, – он попытался перевернуться, защитить ее своим телом, прижать к булыжникам площади.
Загрохотали бомбы. Три юнкерса пронеслись над Пласа-Майор, прицельно расстреливая бегущих людей. Джон заметил черные кресты на крыльях. В голове зазвенело, она стала легкой.