Вельяминовы. Время бури. Книга 1 - Страница 162

162

– Ворон, значит. Меня на гражданской войне Соколом звали. Войну мы, коммунисты, выиграли, и в схватке с нацизмом тоже победим…, – он похлопал Стивена по плечу. Майор Кроу, не говорил русским летчикам, что его родственник сражался на стороне белых и потерял на гражданской войне отца:

– Это их дело, – угрюмо сказал себе Стивен, – незачем в подобное вмешиваться. Мистер Янсон погиб, как герой. Не все ли равно, был он коммунистом, или нет…, – на аэродроме из русских остались только летчики, все остальные уехали.

Стивен помнил только похожего на испанца генерала Котова, а на остальных он просто не обращал внимания. Авиаторы проводили в небе по двенадцать часов. После патрулирования, оставались силы только на то, чтобы добраться до койки и заснуть. Иногда они сидели с гитарой, но Стивен, вспоминая Изабеллу, извинялся. Он не мог слышать испанские песни. Ему до сих пор казалось, что рядом звучит ее низкий, красивый голос.

Привалившись к стене окопа, Джон затягивался папироской. Ночи были прохладными, от земли тянуло сыростью. Вечером шел дождь, запах крови размыло. Повеяло ароматом свежей, зеленой травы. Джон понял, что ему придется добираться на северный берег кружным путем, через Памплону:

– Или сразу в Париж поехать…, – он вздохнул:

– Будет быстрее, наверное. И я с кузенами повидаюсь…, – Стивен сказал ему, что Мишель, до бомбежки, отправился в Валенсию. Он посмотрел на упрямо сжатые губы кузена:

– Джон, если бы Тони была жива, она бы дала о себе знать. Я здесь, в Мадриде. Она со мной виделась, она бы меня нашла…, – Джон решил, что ему надо вернуться на восточное побережье, побывать в Барселоне и Валенсии. Оставшись один, юноша сказал себе:

– Стивен прав, конечно. Ах, Тони, Тони…, – Джон даже не мог плакать, вспоминая сестру.

– Я должен вернуться к папе, – напомнил себе юноша, – ему тяжелее, он отец…, – каждый день Джон говорил себе, что надо уехать. Просыпаясь рядом с товарищами, он мотал головой: «Не могу».

Потушив окурок, юноша насторожился.

На востоке, над разбитыми франкистской артиллерией зданиями университета, поднимался ранний, слабый рассвет. Джон услышал стрельбу со стороны окопов националистов. Темноволосый человек быстро полз по взрыхленной пулями нейтральной полосе. Земля рядом с его головой брызнула фонтаном пыли. Подхватив винтовку, с оптическим прицелом, несколькими выстрелами заставил франкистов, ненадолго, замолчать. С их стороны заработал пулемет. Невысокий, легкий человек в грязном, штатском костюме, перевалился, тяжело дыша, через бруствер окопа. В руке он держал Browning High-Power. Джон навел на него винтовку.

Он смотрел на круглые, надколотые очки и не верил своим глазам. Джон вспомнил фотографии в альбоме, на Ганновер-сквер. Дядя Хаим, наклонившись, обнимал за плечи детей. Младший сын, в костюме, при галстуке, в кипе, широко улыбался, блестя очками:

– Бар-мицва Меира, – увидел Джон выгравированные на карточке буквы. Почесав пистолетом бровь, юноша поправил очки:

– Здравствуйте, кузен Джон.

Франкисты успокоились. Они передавали друг другу русскую папиросу и фляжку с крепким кофе. Кузен сказал, что здесь с чужими документами. Джон усмехнулся: «Я тоже». Меир потрепал его по плечу:

– Спасибо за поддержку огнем. Я бы, конечно, как полагается, линию фронта перешел, без шума, но…, – Меир махнул себе за спину, – некий полковник Альфонсо де Веласко слишком пристально интересовался моими американскими бумагами. Пришлось в спешке покинуть штаб франкистов…, – кузен заметил, как помрачнело лицо Джона: «Что такое?»

Выслушал его, Меир обнял кузена за плечи:

– Мне очень, очень жаль, Джон. Но, поверь мне, если тела не нашли, то Тони, может быть, жива…, – Меир подумал:

– Гауптштурмфюрер Максимилиан фон Рабе. Ради такого стоило рисковать. У нас хотя бы появилось имя…, – Меир, искоса, посмотрел на Джона:

– Значит, Борода погиб. Не буду спрашивать об именах русских, да он их не знает…, – понял Меир:

– Он один раз Барахас навещал. Придется остаться в Мадриде, или в Барселону поехать…, – Меир провел две недели за линией фронта, представляясь американским журналистом.

Франкисты, как и немецкие советники при штабе, охотно с ним говорили. Меир видел знакомого, высокого, светловолосого немца. Осторожно расспрашивая собеседников, он выяснил имя и звание мистера Максимилиана, как, мрачно, называл его юноша.

Рисунки, конечно, были при эсэсовце. Меир не мог рисковать, пытаясь их украсть. Джону он ничего этого рассказывать не стал. Меир только заметил:

– Думаю, ни я, ни ты не будем болтать, что видели друг друга, мистер Брэдли.

– Конечно, мистер Хорвич, – кивнул Джон. Над их головами зажужжали моторы чато. Джон достал полевой бинокль: «Смотри, кузен Стивен летит».

Джон проводил глазами крыло истребителей, самолет с алыми звездами на фюзеляже. Над позициями франкистов раздался грохот, проснулась артиллерийская батарея батальона. Джон взглянул на часы:

– Сейчас будет шумно. Ракета вверх пошла, – он прищурился, – Ренн на шесть утра назначил атаку. Надо отбить холмик, с которого в тебя стреляли…, – кузен сбросил пиджак: «Меир, ты уверен?»

– Марк, – поправил его кузен. Он протянул руку:

– Уверен, Джон. У тебя хотя бы имя свое осталось…, – юноша широко улыбнулся. Джон вспомнил: «Он мой ровесник, двадцать один». Он ощутил пожатие крепких, испачканных в грязи пальцев. Джон, озабоченно, спросил: «А очки?».

Меир протер стекла рукавом пропыленной рубашки:

– Очки мне никогда не мешали, и здесь не помешают…, – Джон обернулся.

162