Вельяминовы. Время бури. Книга 1 - Страница 51

– Они оба преуспевают, папа, – заметила Лаура, – Теодор по всей Франции строит, его в Америку приглашают. Он очень популярен, у миллионеров, – девушка хихикнула: «Тетю Жанну я не встречала. Кузен Теодор сказал, что она болеет, живет в деревне».

Они говорили то же самое, по просьбе Теодора.

Джованни услышал хмурый голос племянника:

– Мишель знает, но я вас прошу, дядя Джованни, тетя Юджиния, не надо, чтобы еще кто-то…, – он отвернулся, глядя голубыми, отцовскими глазами куда-то за окно особняка на Ганновер-сквер:

– Я нарушаю закон тем, что мама на рю Мобийон осталась. Сиделка надежная, мадам Дарю, консьержка, тоже не проболтается, и врач у меня свой, но все равно…, – Юджиния кивнула:

– Конечно, милый. И, может быть…, – Теодор сморгнул рыжими ресницами:

– Кузина Юджиния, маме за шестнадцать лет легче не стало, и никогда не станет. Ей просто лучше на рю Мобийон. Я помню, что было, когда я ее из Крыма вез…, – он покусал губы. Джованни, со значением, взглянул на леди Кроу. Больше они о таком не говорили.

– Тридцать шесть лет, – Джованни взглянул на старую фотографию племянника, времен учебы в Веймаре, у Вальтера Гропиуса.

– Не женился пока, но у него мать на руках. И Мишеля он вырастил…, – после гражданской войны, вернувшись с больной матерью в Париж, Теодор нашел кузена в холодной, огромной квартире на набережной Августинок. Барон Пьер де Лу погиб на войне. Восьмилетний Мишель ухаживал за лежавшей в чахотке матерью, ходил в школу, и убирал комнаты. Теодор отправил родню на Лазурный Берег, но было поздно. Баронесса умерла, а Мишель остался на попечении кузена.

– Вырастил, выучил…, – Джованни взял костыль, – Мишель реставратор, в Лувре работает. Тоже коммунист, – он усмехнулся:

– Все коммунисты, и у всех титулы. Тони, Мишель, молодой барон де ла Марк. Интересно, как старший Виллем к такому относится…, – когда Юджиния или Джованни заводили разговор о Тони, герцог отмахивался: «Детское увлечение, ей восемнадцать лет. Все пройдет».

– У бабушки Джоанны не прошло, – кисло заметил Джованни, себе под нос, складывая брошюры в стопку. Он надеялся, что Лауру не пошлют обратно в Италию, а оставят в министерстве, в Уайтхолле. Джованни скучал по дочери. Лаура, после Кембриджа, начала работать в министерстве иностранных дел. У девушки, как и у Джованни, был дар к языкам. Лауру отправили в посольство, в Рим.

– И японский она знает, – Джованни вымыл чашку в боковой каморке, – Наримуне будет, с кем поговорить.

Граф Дате Наримуне, тоже дипломат приехал в Англию год назад. Наримуне взял отпуск, чтобы завершить докторат по истории. Юноша писал об эпохе императора Мэйдзи.

– Не юноша, – Джованни взял шляпу, – двадцать шесть лет. Должно быть, он помолвлен, в Японии. Наримуне ничего не говорил, но японцы скрытные. Бабушка Эми отказывалась ставить свою фамилию под переводами. Мол, такое нескромно…, – Джованни проверил крыло. Исследователи разошлись, в маленьком читальном зале, было полутемно. Мистер Блэк запирал двери кабинета:

– Ваша племянница, мистер ди Амальфи, – сказал он недовольно, – оставила список документов, на две страницы. Надо снять фотокопии, послать ей в Кембридж…, – Джованни успокоил его: «Я вам помогу, мистер Блэк».

Роллс-ройс Юджинии ждал у служебного входа в библиотеку. Джованни, забираясь внутрь, поцеловал кузину в щеку. Она была в твидовом костюме, каштановые, коротко подстриженные волосы, спускались на стройную шею. Шляпу Юджиния бросила на заднее сиденье.

– Как прошло заседание? – поинтересовался Джованни, чиркнув спичкой. Выдохнув дым в полуоткрытое окно, Юджиния тронула машину:

– Консерваторы опять пытались меня дискредитировать. Лейбористы призывают к борьбе с Гитлером, то есть не все лейбористы, а только я, – усмехнулась леди Кроу, – настаивают на предоставлении убежища немецким евреям, а их собственные сыновья…, – она выбросила окурок за окно.

Сумерки прорезал свет фар. Покинув темные улицы Блумсбери, они выехали на Тоттенхем-Корт-Роуд. Улица забили автобусы и машинаы, сверкали рекламы, доносился шум толпы и джазовая музыка из репродукторов. Люди стояли в очередях на «Даму с камелиями», и новый фильм Чаплина. Они застряли в пробке, Юджиния смотрела прямо вперед.

Герцог строго запретил разговаривать в роллс-ройсе, еще четыре года назад.

– Я тебя на Ганновер-сквер высажу, и дальше поеду, по делам, – леди Кроу свернула к Мэйферу. Джованни оглянулся. Рядом со шляпой стоял саквояж от Гойяра. Он кивнул, коснувшись красивой, со старым, обручальным кольцом, руки: «Хорошо, Юджиния». Выйдя на Брук-стрит, у подъезда своего дома, он долго смотрел вслед удаляющимся огням роллс-ройса.

– Даже не попросил привет передать, – Джованни достал ключи: «Хотя такое тоже опасно». Он постоял, вдыхая прохладный воздух осени, любуясь огненным закатом. Опираясь на костыль, Джованни поднялся по ступеням особняка и захлопнул за собой дверь.

Юджиния гнала роллс-ройс к деревеньке Хитроу. Улетали они с базы королевской авиации в Норхольте, в пяти милях к западу от поселка. Из Хендона отправляться было нельзя. Тамошним аэропортом пользовались частные самолеты, на поле мог болтаться кто угодно.

В Хитроу Юджиния оставляла машину, и брала комнату на несколько дней, в местном пабе, под чужим именем. В деревеньке к ней привыкли. Существовала опасность, что ее узнают, по газетным фотографиям, однако пока ничего не произошло.

– Пусть звонят журналистам, – сказала Юджиния герцогу, – пусть сообщают, что депутат парламента встречается здесь с любовником. Пусть сюда хоть вся Флит-стрит явится, главное, чтобы…, – она осеклась. Джон помолчал: «Юджиния, мы делаем все, чтобы обеспечить его безопасность. Поверь мне».